Ksenia Larina: Good evening, dear friends! Or good afternoon, or good morning. This is The Insider Live channel. Here is Ksenia Larina, the host of the broadcast. And once a week in our today's program we meet with people who are important to us, whose opinion is important to us, and who have something to say, and who are uncensored, and who, thank God, do not obey any Russian laws. Today Vitaly Mansky is our guest in our virtual studio. Vitaly, I greet you, hello!
Vitaly Mansky: Yes, hello, Ksyusha, hello! Hello listeners and viewers too.
Ksenia Larina: Let me remind you that Vitaly is a documentary filmmaker, founder and president of the Artdocfest festival. And here is an important thing: our broadcast, our conversation goes out just at the very moment when the next Artdocfest festival opens in Riga. So congratulations on your discovery, dear comrade!
Vitaly Mansky: Thank you! But in Riga it's called Artdocfest/Riga. The name of the city is already such an integral part of the name of the festival. And yes, we are talking some hours before the festival, but we can confidently say that it will open in any weather, which we almost never could say for sure in Russia. Because the last festival was closed and destroyed in fact 7 minutes before it started. That is, when all the guests have already arrived in Moscow, settled in a hotel, the whole program is prepared, films, catalogs, accreditations – everything is done – and here you are. Therefore, in Latvia, everything is somehow boring: they said “we open” – it means we open. They said we're closing…
Although, no, you know, just the other day or yesterday, or something, they canceled an almost ready-made performance at the Hermanis Theater with Chulpan in the title role. She had to play in Latvian, which is not easy. I, as a person studying a language and trying to somehow quietly communicate in it, I don’t know. I talked to Chulpan today. Of course, she laughs, but I think: damn it, learn the role in Latvian like this… Of course, I can say that es dzīvoju 6.stāvā un pie manas mājas ir kafejnīca… But this is not Gogol! I just said that I live on the 6th floor and there is a cafe near my house … It's not like learning Gogol in the language!
Ksenia Larina: Since you said this, let's say it. This is a performance based on Gogol's story "Old World Landowners", where Chulpan plays, of course, Pulcheria Ivanovna – there are no other female roles there. The show is in three languages. I read: there is Ukrainian …
Vitaly Mansky: Ukrainian, Russian and Latvian.
Ksenia Larina: And Latvian, yes. Of course, learning a language is not easy. But learning a role in another language is very easy for an artist. We also know such cases when actors …
Vitaly Mansky: I'm not an artist, and for me it's impossible. It's just that I'm addressing the audience of the opening of the Artdokfest festival in Latvian, and I know that even a few phrases, in order to say without error, you have to work hard.
Ksenia Larina: Can you tell? You're already ready. Say what you say at the opening of the festival.
Vitaly Mansky: Listen, don't provoke me now. I say, in a couple of hours I will tell everything. It's all in my head already.
Ksenia Larina: Yes, so we understood, friends, that we have many reasons to meet today. Both Artdocfest, which we will talk about in more detail now, and the second topic (or maybe the first one somewhere – I think it is very important) is the premiere of the film Eastern Front, which was made by Vitaly Mansky with his colleagues. I think we will talk about this in detail too. The world premiere took place, as I understand it, at the Berlin Festival on February 24, just the day of the anniversary of Russia's invasion of Ukraine.
Vitaly Mansky: A full-scale invasion, yes. You know it's so important. Here we are often with a tongue twister: “On February 24, the war began, the war began …” I even sometimes allow myself to say so, and my Ukrainian friends are standing next to me – and they are simply very unprepared to perceive it. Because, of course, the war began in 2014 with the annexation of Crimea, from the beginning of this storm.
By the way, we made a program at Artdocfest this year called “War Before War”, and we show films about how documentarians rang all the bells and informed the world that there was a war going on – that people were going to the front, that people were dying … That war is the reality of our lives.
But for some reason, until February 24, 2022, even in Ukraine, to be honest, not everyone was ready to admit the fact that the war was already underway. It is important for us now to show this program even, perhaps not so much for the audience to come and watch these films (many of them have already been shown, and there is not a single premiere), but in order to somehow emotionally emphasize that documentaries are very relevant. Despite the fact that it is based on reality and reality, it describes our life, but, of course, it is also a great harbinger, a great prophet and a great thinker of being. Therefore, today we need to look at what they say today, what they see today, what documentary filmmakers are putting their magnifying glass on today in order, perhaps, to somehow prepare for tomorrow, which is now completely unobvious and not very optimistic.
Ksenia Larina: I want to remind you that Vitaly made the first picture about Ukraine. It was just in the wake of the events of 2014.
Vitaly Mansky: In 2014, I was just working on the film "In the Rays of the Sun" in North Korea. And I stopped work because I realized that it was necessary to enter the new film here and now. I had an absolute sense of the inevitability of war. I even sometimes received reproaches from my colleagues. Even, by the way, in Latvia. Because in 2014, my wife and I left Russia, and in Latvia many people asked us: “Are you from Moscow, to us here? But what happened, what happened? And I said: “Guys, war! And she's just getting started! It will take on new and much more powerful and unpredictable forms.” And somehow even some reproached me: “Why are you panicking?” But in the end, what happened happened.
And I captured this foretaste of war in the film “Relatives”, which tells about my family, which ended up on opposite sides of the barricades: someone was on a pro-Russian position, someone was on a pro-Ukrainian position. And at the end of the picture, just my nephew Zhenya goes to the army. And we understood that he was simply leaving for the army, on the one hand, but in a warring country we understood what an army was … But still there was some hope that you never know where – maybe in some part will fall non-combat. And now Zhenya is already under Bakhmut. Long ago returned from that mandatory army, now he is on military conscription. Both my aunt Tamara and Anya, Zhenya's mother, my cousin, they simply do not sleep at night, because every day the number of dead Ukrainian soldiers at the front is reported – and these figures are horrific. These figures – we are already starting to get used to them somehow – are statistics … But, damn it, behind these statistics, behind each of its units there is a family, there is fate, there are relatives …
And by the way, the film “Eastern Front”, which Yevgeny Titarenko and I made and now showed in Berlin – by the way, it will be the closing film of Artdocfest, the official closing film in Riga on March 8 – its focus, the method of filming, which involves a person into this space … Because the war was filmed with cameras that are mounted on helmets or glued to body armor. That is, a man at war turns into a kind of video recorder. And the viewer does not see the war as usual in the cinema: when the cameraman shoots what is happening, as it were, from a third point, here we seem to enter this war. Because people enter – and we are with them. This is such an almost computer game, but not shooting games with painted people, but reality.
And it was very important for us in this film to present, decipher, or maybe even somehow remove this whole shell and present these guys, the heroes of the film, in living flesh. Therefore, we went to shoot them during a short vacation in the rear, in the Ivano-Frankivsk region.
These crowded halls… You know, in principle, in Berlin, the viewer goes to all the pictures quite well. Here we had six shows – and sold-out shows. And even we so secretly sneaked a little bit to see the beginning and the end, as the press watched. And the press at festivals, watching them is such a workflow. There during the shows there is a Brownian movement. That is, people come in and go out in a businesslike way: they need to see a piece in order to write something in their publication quickly. And suddenly we go in, and the hall – I don’t know how many there are, there are 350 seats, maybe 400 – the hall is full. Nobody comes out. And suddenly after the picture… The picture ends, and the press is a cynical public, this is their job, they have no emotions and should not have – they applaud. It costs a lot.
Ksenia Larina: This is very interesting. Of course, I would like you to tell more about the picture and about your partner in this film. This is Yevgeny Titarenko, whom you named. I read several reviews about the film from those people who watched this film at the festival, including Andrey Plakhov. Of course, I would love to see this movie. Tell us a little about this work. How did it happen? How did you meet, how did you meet him? From what I understand, the heroes are paramedics who work in this war.
Vitaliy Mansky: In 2017, Artdocfest received an application for the participation of the film from Ukraine "War for Peace". I watched a film directed by Yevgeny Titarenko, unknown to me. This film was shot in the first person by a volunteer paramedic in the war in Donbass. There were different stories of different people in this film. There were also stories of dead comrades, and some funny stories, and motivations of people who went to war.
I considered this picture very important… It is not the height of cinematographic refinement, but it is surprisingly sincere, very reliable – due to the fact that it is filmed by a person from the inside. Filmed his friends, comrades. And it seemed to me very important to show this picture in Moscow.
We selected it, announced it in the festival program – and then it began … I didn’t even know that we were so popular in the corridors of power. The Vice-Speaker of the State Duma sends a request to the Prosecutor General's Office with a demand to initiate proceedings against Mansky for inciting ethnic hatred, for promoting Nazism. Propaganda shows immediately pick up this story – on the Rossiya TV channel, an hour-long show on the analysis of the personal case of Vitaly Mansky, a "traitor to the motherland." Other smaller mongrels begin to chime in… It becomes clear that it is impossible to show this film in Moscow.
Usually we do not communicate with the director in this way, especially if the film is not competitive, and in this case it was, but then we turned to Zhenya (in fact, then I talked to him for the first time) and asked for permission to post the film on the festival website online . And despite the fact that many authors are very cautious about online, especially for a fresh film that has just been released … “It’s not a question at all, come on, why not?” And we set. It was watched, I don’t even know how many hundreds of thousands or a million viewers are there. The picture was shown very widely. She was watched – a huge number of comments. Well, and so Zhenya and I met and maintained such not permanent, but dotted ties.
Yes, and Zhenya has been at the front since 2014. You need to understand: since 2014. For him, the war had just begun. And, by the way, we will show the film “War for Peace”, of course, in the program “War before War” at Artdocfest / Riga – right before the film “Eastern Front”, our new joint film.
So, Zhenya has already arrived in Riga – with a humanitarian mission. They, his wife and producer Natalya Khazan, have a fund that brings some cars to the front, medicines. Here it for this purpose came to Riga. Naturally, we met and began to watch the material and discuss what and how to do with it.
In the process of watching, I began to have questions: “What kind of people are these? And who is this person? And who is this one who fell, who was wounded? And I suddenly realized that these questions will be asked by absolutely all people without exception who will watch the picture. And so these questions need to be answered. And so the idea arose that this picture should be about these guys, including Zhenya. And in order to see them in such a natural, living format, they need to be isolated from this war. And that's how the idea of shooting in the rear was born.
I went to Ukraine. It was also not quite easy, if anyone is in the subject. And we found a good operator and shot the second half of the picture. And then they edited the film together. Then in Prague they made sound, color. And now the festival fate of the picture has begun.
By the way, it is already obviously very successful, because at the moment, I can be inaccurate, but about 15-20 countries have already invited the picture. Now such a big tour of her is being built around the world: from Hong Kong to Brazil. Well, not to mention, of course, about almost all of Europe, etc.
It's going to be released in theaters now. It will come out, of course, in Latvia, in the Czech Republic, because these countries participated. In Ukraine, if there is electricity. Well, there's a small rental there and people go to the movies. True, I don’t know how ready people in Ukraine will be to go to the cinema not to see Avatar, but to a movie about the tragedy in which they are here and now, every minute. True, I don't know. But let's see.
Ksenia Larina: About Berlin in general, I would like you to say about some of your impressions in principle from this festival. I know that there were a lot of films dedicated to Ukraine or made by Ukrainian directors, both documentaries and feature films. I know that the main symbol of the festival, the Golden Bear, was painted in the colors of the Ukrainian flag, yellow and blue. But the main documentary prize went to a picture about crazy people in a lunatic asylum. And I don't know, you tell me… When the Grand Prix was awarded in the category "Best Documentary" and this film about a lunatic asylum was named, someone from the audience shouted: "Are you out of your mind?" Was it really like that?
Vitaly Mansky: Yes, it was. But I'll still clarify the protocol. This means that there are two main competitions in Berlin – the main competition itself and Encounters (“Meetings”). But sometimes documentaries and animated films are included in these competitions. And both of these contests claim gold and silver "Bears".
Our painting participated in the second Encounters competition. One documentary and one animation film took part in the main competition. And now the documentary received the Golden Bear in the main competition of the Berlinale. Incidentally, this is not the first time. At one time, Gianfranco Rosi received the Golden Bear at the Berlinale for his film “The Sea on Fire” about Lampedusa, about refugees from African countries who end up on this island – this is the first island on European territory … By the way, we showed Gianfranco's films Rosie is at Artdocfest, he and I are friends. Nicolas [Philiber, who won the Golden Bear this year] I know well too. He was really surprised in a certain sense, because his painting [On Adamant], unlike Gianfranco Rosi, is, as it were, not at all relevant – eternal, but not relevant. And the Berlinale is a festival of contemporary cinema, it has such an image … It was unexpected! I looked at several films of the competition and I think that the competition jury did not find a film among the competition feature films that, in their opinion, could receive the main prize. Or they went from the opposite, maybe it was some kind of gesture … But it happened like this.
As for the competition in which we participated, there were three, in my opinion, documentary films at once. There has been no documentary competition in Berlin for several years, but the festival directorate selects documentaries from all programs, which are evaluated by a separate jury. There really is a prize. This is not Bear. Awarded for the best documentary film. There was the same Nicolas in this competition, who received the Golden Bear, but he did not receive the documentary prize. Received, in my opinion, a Mexican or Brazilian painting. I haven't seen it, so I can't comment on it.
There are a lot of prizes in Berlin. And by the way, there are not as many films related to Ukraine as one would expect. Still, at the time of the war, many words of support for Ukraine sounded, a lot was done for some kind of such an image of support for Ukraine, but there were few films, and there were even fewer films about the war. And given that there are several hundred paintings at the Berlinale, it was, in general, not like that at all…
But, let's say, behind the scenes… And the festival is also behind-the-scenes communication. For example, I talked with an outstanding European director. Since I'm going to say tough things about him now, I won't name him, but he's such a pre-winner: Cannes, he's got it all. The only thing I can say is that he is Spanish. Like this. Because it's important.
We are sitting. He loves my films, quotes some fragments from them, this and that, the fifth or tenth. They are talking about my painting "Gorbachev", which he also saw. And he says: “Well, listen, well, what is Gorbachev? Loser". Not that I'm very good with English, but he explains that Gorbachev, like, screwed everything up. Not like Putin. Me: "What-what?!" He: "Putin “Yes, of course, he is a bastard, a bastard, but look how he strained everyone, how he achieves his goal.” И мы там слово за слово… Хорошо, это было в помпезном зале за ужином, там не перейдешь на жесткую риторику… «Мы, — говорит, — тут думаем, может быть, не нужно так вовлекаться жестко в конфликт России и Украины. Может быть, они там сами разберутся. А то мы напихаем туда всего, а они начнут бомбить нашу теплую благополучную Европу, наши испанские пляжи…»
Ксения Ларина: Насколько эта точка зрения распространена вообще, по твоим ощущениям?
Виталий Манский: Оказывается, немецкие интеллектуалы пишут письма Шольцу. Кстати, 24-го числа были митинги в поддержку Украины, а 25-го числа прямо на Потсдамер плац — я лично не застал, но ошарашенные Женя с Наташей, наши соавторы, пришли и даже показывали на мобильном телефоне фотографии с плакатами «Украина — Россия — дружба вовеки». Огромный митинг… Никто сейчас не скажет в поддержку России, но, типа, знаешь, как «мы за мир». То же в Советском Союзе, который был вооружен до зубов, — гонка вооружений…
Ксения Ларина: Ну да, за переговоры.
Виталий Манский: Но был Фонд мира. Завещали квартиры свои, сбережения на сберкнижке. Все же боролись. Советский Союз же жутко за мир боролся. Вот сколько помню вот это советское свое детство, мы всё время боролись за мир, влазя во все щели и дыры и распространяя свое влияние, и продажу оружия, и вхождение в межнациональные и этнические конфликты в Африке. Но мир — это же было наше всё.
Оказывается, в Европе есть немало этих интеллектуалов, в основном левого толка, которые вполне себе топят за мир. И выходят на улицу немцы, говорят: «А что это мы должны мерзнуть?» Кстати, даже в телевизоре (это не мой немецкий, это мне говорил знакомый продюсер русскоязычный) на многих государственных каналах, когда идет новость о войне в Украине, она там так титруется, что это, типа, «конфликт в Украине». Как будто это гражданская война. Языковые тонкости… Не агрессия России, а вот какой-то там конфликт. Это же тоже всё работает на сознание, подсознание. «Не всё так однозначно» здесь придется сказать!
Ксения Ларина: Вообще это отдельная тема — то, что ты рассказываешь. Да, я тоже это понимаю и тоже вижу появление этой неоднозначной точки зрения в самых разных европейских странах. Мне кажется, что всё равно тебе как путиноведу тоже известно, что агенты влияния за все эти годы, задолго даже до 2014 года, прекрасно поработали. Всё это «Россотрудничество», все эти фонды «Русский мир» — они сделали свое дело. Все эти «бессмертные полки», все эти марши на 9 мая с колорадскими лентами…
Виталий Манский: Да, знаешь, у нас, кстати, замечательная картина на «Артдокфесте» — она сразу в двух конкурсах: и в конкурсе «Артдокфест Open», и в конкурсе «Балтийский фокус». Латвийская картина, которая называется «Всё будет хорошо», где режиссер снимает свою русскоязычную семью в третьем поколении.
По сути, главная героиня фильма — это его 96-летняя бабушка, которая приехала в Латвию в 1955 году, ветеран Великой Отечественной войны, для нее главный праздник — это 9 мая, горы цветов… Потому что она действительно уникально дожила до момента, когда всё, что было ее гордостью, что было ее ощущением смыслов жизни, рушится в буквальном смысле слова на ее глазах — сносится памятник освободителям. Она не готова принять тот факт, что советская армия для любого латыша — это не армия-освободитель, а после 9 мая это армия-оккупант. Она не готова уже ни к чему, а физически она жива. И мы видим эту драму.
Но потом мы видим ее дочь, которой, соответственно, лет 60, которая всю жизнь жила, общаясь на русском языке, преподавала в русскоязычном университете. И она всё-таки уже одной ногой — там, другой ногой — там. И она уже как-то пытается, наконец, приступить к изучению латышского языка. И видим самого режиссера — молодого, современного, билингвального, прекрасно говорящего и на латышском, и на русском, и на английском. Парня, который снимает очень честную трогательную картину об умирающем и не способном к принятию новой реальности поколении. И это всё образы, преломленные сквозь призму мироощущения документалистов о нашем сегодняшнем дне.
У нас, кстати, будет еще такая картина, если мы говорим о войне в Украине, — Ленц, немецкая картина. Она как раз снята вся в Буче и называется «Когда весна приходит в Бучу». Они приехали снимать вместе с армией ВСУ, когда она освобождала город, и на их глазах город как бы оживает вместе с этой весной, зализывает раны.
Это настолько отличающееся от новостной повестки, от новостного образа, имиджа этой Бучи, который мы все с содроганием переживали в момент того, как мир узнал об этих преступлениях. У новостей, естественно, есть свой ритм, есть свой формат сжатых, быстрых нарезок шокирующих — как бы такой салат новостной. А здесь Ленц в кинематографической манере ставит камеру, в которую входят люди, выходят люди, вносят трупы, выносят трупы, выкапывают, закапывают. И такое ощущение, что ты просто стоишь на этой площади, и это всё происходит вокруг тебя, и ты буквально своим глазом можешь фокусироваться на какие-то детали. А если какие-то детали тебя содрогают, ты можешь увести взгляд на какое-то дерево с распускающимися почками. Это настолько сильное, мощное впечатление, настолько важное…
Я был в Буче, когда я ездил сейчас в Украину. И даже спустя время после того, что город… Там даже вот эта улица Привокзальная — я не то чтобы спорил, но я как-то удивился: ее отреставрировали, эту улицу, закатали новый асфальт. Я говорю: «Слушай, а правильно ли это? А не нужно ли было оставить какие-то…» Хотя бы, знаешь, как место убийства Кеннеди в Далласе. На этой трассе есть такой кружок, где, собственно говоря, Кеннеди настигла пуля Освальда. Мне казалось, что, может быть, точки какие-то отметить, где погибли люди на этой улице Привокзальной, а не так всё совсем отреставрировать — и вроде бы ничего не было. Так как я был с ребятами-украинцами, они говорят: «Нет, мы хотим…»
Ксения Ларина: Забыть.
Виталий Манский: «Мы хотим нормально жить. Оттого, что здесь не будет крестик, мы не забудем эти преступления. Нам не нужны, по крайней мере сейчас, эти напоминания. Может быть, со временем». Потому что по Берлину ходишь — ну, Берлину, Мюнхену, не важно, любому немецкому городу — везде есть вот эти кубики бронзовые на тротуаре, где отмечены дома, в которых жили семьи, которые погибли в Холокост… И, мне кажется, это важно для каждого молодого немца.
Ксения Ларина: Как таблички «Последний адрес».
Виталий Манский: Неслучайно этот «Последний адрес» в России так трудно себе пробивал дорогу. Потому что эта власть четко понимает, что она делает. Четко понимает, что ей никакой «Последний адрес не нужен». Никакие напоминания о преступлениях режима, который они пытаются реконструировать, им не нужны.
Ксения Ларина: Хотела, чтобы ты про Бучу еще рассказал, о своих ощущениях. Как ты почувствовал, как человек, который, прежде всего, эмоционально всё воспринимает, а не как журналист, для которого факт важнее эмоций. Мне кажется, что у тебя должно быть что-то такое свое.
Виталий Манский: Мы столько видели кадров сгоревшей российской техники! И мне казалось, что уже когда ты ее увидишь и можешь к ней прикоснуться, уже никакой дополнительной эмоции не будет. Но когда мы еще только подъезжали к Буче, и там на обочине дороги стояла какая-то армада этих сгоревших русских танков — ты ведь понимаешь, что в этих танках еще, помимо всего прочего, сгорели какие-то люди, которых Путин отправил на эту войну. И это просто перехватывает дыхание. Когда смотришь видео, нет этого масштаба соотношения человека и этой техники. А когда ты подходишь, ты как бы начинаешь это всё соотносить — себя с этой техникой. Ты начинаешь ощущать, как она двигалась, как она горела.
Страшное дело… Когда ты едешь по этим городам — разбомбленным, с дырами в окнах. Меня, например, просто потрясла сцена. Мы не могли там остановиться — не буду объяснять, почему. По-моему, это было в Гостомеле. Дом 16-этажный, не меньше. До 5-го этажа они как бы пробитые, сгоревшие. Там было пожарище, такая дырка в доме. Но вдруг у меня глаз зацепился: там то ли на 15-м, то ли на 14-м этаже на балконе мужчина в красных спортивных штанах подметал балкон. То есть, понимаешь, дом, у которого просто нет фундамента. Он как будто на каких-то арматурах стоит, вся эта конструкция. Такое ощущение, что этот дом, очевидно, нужно сносить. Но человек как-то забрался на 14-й этаж и подметает балкон… Это очень сильное впечатление. Очень…
Ксения Ларина: Общался там с местными людьми, с обычными? Были какие-то такие необязательные разговоры, которые, может быть, не вошли потом в съемку?
Виталий Манский: Да, конечно, я много общался. Да что мне общаться? Я маму вывез из Одессы. У меня мама вот сидит в Риге и, так сказать, жаждет общения. Я прихожу с работы — вообще еле ноги доволакиваю до кровати, мне хочется поесть и просто отключиться. Там мама сидит, которая целый день смотрела новости, смотрела интернет. Ей хочется, так сказать… А я говорю: «Мамочка, дай мне покоя». А она: «Нет». Я общаюсь — она мне рассказывает! Я же в течение дня не могу за этим всем следить — и у меня такой дайджест от мамы по вечерам. Но, кстати, год провела в Риге.
Кстати, о кино. Кто смотрел «Родные» и вдруг помнит. У меня же там тетка есть, мамина сестра, в Севастополе. И представляешь, ссы в глаза — божья роса… Звонит Наташа (тетка, ее так зовут) моей маме на день рождения: «Ну, Вита, видишь, нет худа без добра. К сыну приехала! Когда бы он тебя взял!»
Ксения Ларина: Не знаешь, смеяться или плакать?
Виталий Манский: Ну, просто… Я говорю: «Ты ее хоть послала, мам?» — «Нет, ну, как я?» И вот мама сейчас хочет в Одессу. Всё, накушалась наших европ, хочет в Одессу. Она там реально живет на 16-м этаже. Я говорю: «Мамочка, 16-й этаж! Водички там нет, канализация не работает, интернет тоже. Что ты будешь там делать?» — «Хочу домой».
Ксения Ларина: Не отпускай ни в коем случае! Ты что? Этого нельзя сейчас делать. Но, я думаю, что ты не отпустишь. Я хотела тебя спросить про другой танк, который был в Риге 24-го числа. В чем смысл этой акции? Я знаю, что во многих европейских городах были вот эти подбитые российские танки, подбитые на этой войне. По-моему, даже и в Берлине тоже был, если я не ошибаюсь.
Виталий Манский: Я даже к нему подходил. Напротив посольства стоял. Это очень жизнеутверждающая, оптимистически формирующая настроение людей акция. Мы снимали в Киеве в День независимости Украины, когда в парадном расчете выставили российскую подбитую технику, которая, как надеялся Путин, должна была парадом пройти по Крещатику, а в итоге она застыла в сгоревшем виде. Очень много там сняли материалов. В фильм вошло совсем-совсем не много, но я думаю, что, может быть…
Ксения Ларина: Кстати, прости, мне кажется, что на фоне вот этой застывшей мертвой техники советской, российской, как раз было обращение Зеленского. По-моему, он снимал отдельное видео.
Виталий Манский: Да, это правда. Когда ты видишь эту технику в поле, то есть в военных пространствах боя, это одна история. А вот когда в Киеве была выставлена эта подбитая русская техника, какой-то такой оптимизм тебя охватывает и такая гордость за нацию, которая не сдрейфила, не приняла агрессора, не согласилась с этой преступной войной и ценой своих жизней, своих пацанов, отстояла… Это просто очень сильно действует.
Еще во Львове это видел на Площади Рынок тоже. Это из моих поездок по Украине. Потому что ведь еще постоянно похороны в Украине, постоянно хоронят погибших ребят. Я просто помню: я снимал похороны солдата в 2014 году во Львове. Это вошло в фильм «Родные», это прощание. Это была одна энергия — одна форма консолидации всего города… И вот сейчас за пару дней во Львове я видел несколько похорон, и они настолько уже какие-то привычные. Город уже не останавливается, как было в 2014 году — в 2015-м, если быть более точным. Уже не останавливается, а это уже какая-то такая почетная, конечно, отрепетированная, отлаженная, но в чем-то уже механизированная процедура прощания с героями. Их уже хоронят по несколько человек. И на Площади Рынок устанавливаются такие щиты, где (их каждый день меняют) описывается биография того или иного погибшего львовянина.
Жуткая штука вообще. Но когда несут этих погибших парней мимо разбитой, черт возьми, российской техники, твое ощущение справедливости возмездия, неминуемого возмездия возникает, и вот эта горечь потерь смягчается — сжимаешь губы, прикусываешь их и думаешь: «Разнесем всё к едрене фене. Не будет там русского сапога. Нигде не будет русского сапога». Когда видишь эту разбитую и сгнившую технику — почему-то военный металл очень быстро гниет — это какая-то особая марка металла, двух месяцев не прошло, а он весь коричневый, не зеленый… И это как-то тебя вдохновляет! Очень важная акция.
Ксения Ларина: Скажи, пожалуйста, кого ты встретил в Берлине из, что называется, «хороших русских»? Я видела там несколько твоих фотографий, которые в Facebook были, видела много знакомых лиц. Вообще это ощущение встречи с друзьями, с коллегами, которых ты сто лет не видел, где-то на чужбине…
Виталий Манский: Ну, очень мало. Прежде всего, Берлинский фестиваль отказал в аккредитации представителям российской индустрии…
Ксения Ларина: Как? Там был Антон Долин, Андрей Плахов был.
Виталий Манский: Я хочу тогда уточнить для наших с тобой слушателей, что Антон Долин живет и работает в Латвии, в латвийском издании, в средстве информации Латвийской Республики. Называется оно Meduza. Де-юре он не является представителем российской киноиндустрии. То есть у него никаких юридических, насколько я знаю, и практических связей с российской индустрией нет. Андрей Плахов живет в Берлине. Да, он работает для «Коммерсанта», и это вопрос. Я не знаю, аккредитовывался ли он от «Коммерсанта», но он живет и работает в Германии.
Ксения Ларина: Лариса Малюкова тоже, кстати. Она же вообще из Москвы.
Виталий Манский: Лариса Малюкова, да, она из Москвы. Но, насколько я знаю, «Новая газета», где она многие годы работает кинообозревателем и с которой мы каждый год делаем фестиваль «Артдокфест» на сайте «Новой газеты», — она работает в газете, которую российский суд лишил лицензии. Газета в России не издается. Есть издаваемая в Европе «Новая газета Европа», у которой есть лицензия. Я не знаю, где публикует Лариса свои материалы, но я так понимаю, что в России… Как бы считать «Новую газету» российским государственным СМИ как-то у меня лично язык не поворачивается. На этом, пожалуй, мы исчерпали весь перечень «хороших русских» здесь…
Ксения Ларина: А Кирилл Серебренников! Он там тоже был.
Виталий Манский: Кирилл живет и работает в Германии. У него в России отняли театр, в России он больше не работает. И даже фильмы свои — в прошлом году он приезжал и снимал в Риге свою картину про Лимонова. Должен тебе сказать, что быть русским — хоть хорошим, хоть плохим, хоть тушкой, хоть кем-то — довольно-таки сложно. То есть, конечно, когда за тобой стоит история твоих реальных поступков, а не какое-то, как говорят, переобувание на лету, к тебе отношение более снисходительное. В целом я и сам наталкивался, скажем, на возражения одного из украинских продюсеров, что, дескать, чего это вы тут снимаете про нашу войну. Я, конечно, предложил ему пойти маршрутом известного корабля, потому что это война его такая же, как и моя, и не знаю, как у него, а у меня просто члены моей семьи с оружием в руках защищают Украину. Но, тем не менее, сам факт такой постановки вопроса существует.
Даже когда мы формируем программу «Артдокфест/Рига», нам не так легко доказывать… И не то что мы пишем какие-то официальные письма в официальные институции — просто в свободном мире общественное мнение более решающий инструмент, нежели резолюции каких-то министров и тем более их заместителей. И мы объясняем обществу, сообществу, почему мы приглашаем картину в программу фестиваля. У нас, скажем, будут два фильма в программе «Артдокфест», которые сделаны людьми, живущими сейчас в России, которые никуда не уехали. Да, это фильмы, снятые без поддержки Минкульта и прочих госструктур. Они вообще гипернезависимые по производству фильмы.
Но не так чтобы, как раньше, — мы взяли, поставили и плевать на всё. Мы объясняем, мы говорим, что вот фильм «Манифеста» снят режиссером, известным режиссером, который живет в России, который из соображений безопасности не мог настоящим именем подписать этот фильм и сделал эту картину под псевдонимом, нарочито очевидным — Винченцо что-то такое. Под этим псевдонимом эту картину показывают на крупных международных фестивалях. Под этим псевдонимом картина получила приз на главном мировом фестивале документального кино IDFA в Амстердаме. Под этим псевдонимом эта картина показывается в Риге на «Артдокфесте». Это для кого-то аргумент, а для кого-то, может быть, не аргумент, потому что в Латвии тоже есть люди…
Ксения Ларина: Но постой, а там написано «Россия»? В скобочках написано?
Виталий Манский: Да, там написано «Россия». Вот я говорю: у нас есть два фильма, где написано «Россия». У нас есть фильмы, которые связаны с Россией. У нас, например, есть фильм — вот сейчас, в эти дни идет голосование академиков «Оскара» (и в том числе я сейчас буду голосовать), потому что он вошел в пятерку номинантов на «Оскар» как лучший короткометражный документальный фильм. Якутские авторы, Елена и Максим Аргулбаевы, продюсировала их британская компания. Написано «Британия». Но мы же тоже как-то понимаем, что это всё-таки русские авторы.
Действие происходят на берегу Чукотского моря. Там вообще нет ни одного слова в фильме. Это история ученого, который наблюдает за миграцией котиков. И в результате всемирного потепления там какие-то тысячи этих котиков выползают на берег и окружают его избушку. Совершенно фантастическая картина. Я, кстати, думаю, ее шансы на «Оскар» весьма и весьма. Потому что представь себе: в момент cancel русской культуры пробиться в номинацию «Оскар» — тоже говорит о том, что картина сильная. Но это как бы Британия.
Или там есть фильм норвежско-финско-израильский — Шишовой про «Новое величие», дело «Нового величия». Вся картина снята в России. Авторы эмигрировали из России и преследовались в России. Они честны перед собой, перед людьми, перед миром. Тем более, ее муж Дмитрий Боголюбов тоже снимал фильмы, предвещающие эту катастрофу — «Уездный город N» (про пропагандистское военно-патриотическое воспитание молодежи в одном отдельно взятом провинциальном российском городе), который во многих странах мира показывался и рассказывал и предупреждал о том, что происходит в России. Вот они, муж с женой, уехали в Израиль. Они граждане Израиля. Эту картину мы тоже показываем.
Но также мы, конечно, показываем фильм вообще, я не знаю, из Соединенных Штатов Америки… О каком-то кинолюбителе, снимавшем на своей ферме триллеры — хорроры, точнее (про расчленение животных). Потом «Анимадок» — про коллективный оргазм. Там женщина рассказывает о своих оргазмах.
Ксения Ларина: Да, «Порнодок» это называется или как?
Виталий Манский: Нет, «Порнодок» — это другое, это картина, которую продюсировал телеканал Arte. Она называется «Артем и Ева». Во Франции оргазмы очень даже романтичные. А про коллективный оргазм — это женщина получает удовлетворение от сексуальных контактов с мужчиной, с женщиной или даже с собственной рукой. Об этом они повествуют в этом «Анимадоке» — и художник рисует таким оригинальном образом вот эти образы, визуализирует эти оргазмические образы.
А «Артем и Ева» — это картина о двух студентах, которые решили как-то ради добавки к стипендии монетизировать свою интимную жизнь. И домонетизировали до того, что она стала звездой Pornhub, получила приз в Лос-Анджелесе, мы это всё видим — на наших глазах. Как бы история успеха. У людей всё получилось. И при этом они не расстались, они продолжают быть парой, несмотря на то, что от такого порно исключительно дуэтного она перешла к массовым сценам.
Ксения Ларина: У нас такой эротический получается финал.
Виталий Манский: (А, это финал разговора?) Ну да, я к тому, что мы живем в очень странном, парадоксальном, безумном, в чем-то не признающем факта этого общественного помешательства времени… И это всё отражается в документальном кино. Документальное кино — это не только про что-то актуальное, про новостную повестку… Зачастую — просто совершенно удивительные, неожиданные истории.
У нас есть в конкурсе фильм, особенно на «Балтийском фокусе», о финнах — любителях караоке. Картина тоже номинировалась на «Еврооскар» — такая очень веселая, рушащая стереотипы восприятия финнов как таких медленных, тоскливых, скучных парней. Ничего подобного: смотришь и наслаждаешься.
У нас есть фильмы о каких-то сугубо семейных ситуациях, историях. Девушка сняла фильм, который называется «Желанный ребенок». Она снимает фильм о своей сестре, которая умерла за несколько лет до ее рождения. Ее появление на свет — это компенсация родителей, потерявших свою дочку. И она как бы знает эту свою старшую сестру только по походам на кладбище, по каким-то там семейным видеосъемкам. И она пытается снять фильм о своей сестре через себя, через свою семью. Это, кстати, латвийский режиссер, молодая девушка, которая уехала учиться в Мюнхен, эту картину уже сняла в Мюнхене и там, по-моему, остается жить, но приезжает в Латвию.
То есть очень разные фильмы. Прежде всего нужно понимать, что мы ничего не подверстываем. Мы всегда ищем картину, которая сама по себе является произведением, которая является мощным документальным произведением, яркой картиной. Но мы думаем о том, как она будет смотреться в контексте сегодняшнего дня.
Ксения Ларина: Конечно. И, потом, всё равно драматургия какая-то присутствует, когда ты формируешь…
Виталий Манский: Конечно. И поэтому мы там показываем голландскую картину Алены ван дер Хорст «Поверни свое тело к солнцу». Она о советских пленных Второй мировой войны, о конкретной истории одного татарина. Да, мы рассказываем историю, которая уже… Что называется, эту страницу история перевернула. Но сегодня, когда опять пленные, когда обмены пленными, когда одна сторона этой войны дорожит каждым своим бойцом и готова своих бойцов поменять на такие «лакомые кусочки», как Медведчук, политик — за каждого… Поэтому цена человеческой жизни сквозь эту призму давно ушедшей войны сегодня приобретает гиперактуальность.
Ксения Ларина: Виталий, я знаю, что каждый раз вы придумываете девиз фестиваля.
Виталий Манский: Слушай, в этом году, конечно, девиз есть, и он очевиден. Если раньше мы всегда искали какие-то образные девизы, девизы-образы, девизы-намеки, такие аллюзии, то сейчас всё предельно просто: «Нет войне!»
Ксения Ларина: Всё, что касается программы и фильмов, можно прочитать на сайте «Артдокфеста», все подробности. Я еще не спросила про жюри. Там тоже есть, что называется, наши люди. Там есть Дмитрий Глуховский. Это российский писатель, который не живет в России, который сейчас в розыске.
Виталий Манский: Объявлен в России в розыск, объявлен «иноагентом».
Ксения Ларина: Да. Там есть Ингеборга Дапкунайте, которую тоже можно назвать в большой степени артисткой российской, поскольку ее творческая судьба состоялась именно в Советском Союзе, а потом в России. Но понятно, что сейчас она вернулась, что называется, на свою родину, и правильно сделала, что не захотела принимать участие в поддержке этой войны. Это важно. Она ведь недавно делала спектакль с Джоном Малковичем в Риге?
Виталий Манский: Да, я ходил. Я дружу с Ингеборгой Дапкунайте. Как с нею можно не дружить?
Ксения Ларина: Ну и, наверное, последний мой вопрос. Возвращаясь, кстати, не к «Артдокфесту», а к «Оскару», если уж мы про это говорили. Напомню, что Виталий является членом Оскаровского комитета, Академии. Про «Навального» — про фильм «Навальный», который получил сейчас в Англии главный приз, о котором во многом говорят, что он каким-то образом предвосхищает в том числе и «оскаровские» призы. Есть ли шанс у фильма «Навальный» получить «Оскара», на твой взгляд? Это раз.
И второй вопрос: в чем смысл номинирования этого фильма? Это же всё равно, как я понимаю, не только и не столько, может быть, связано с достижениями профессиональными и художественными, сколько как некая тоже политическая поддержка, политическая акция.
Виталий Манский: Я думаю, что у фильма «Навальный» довольно-таки высоки шансы на «Оскар». Я уже признавался, что это, на мой взгляд, не связано с качеством фильма, а это связано с качеством героя — с его фантастической судьбой, которая в фильме просто добросовестно предъявлена. Но этого может оказаться вполне достаточно для того, чтобы люди из соображений солидарности с героизмом героя поставили свою галочку напротив этого фильма, вынося тем самым вердикт.
Я думаю, что серьезным конкурентом является картина «Дом из осколков». Это фильм, которым мы открываем «Артдокфест» в Риге сегодня, как раз через пару часов. И еще там есть три фильма — не знаю, я не думаю, что у них большие шансы… Основная конкуренция — это Украина и фильм из России «Навальный».
Что эта картина даст Навальному? Наверное, эта картина даст еще больше узнаваемости этому человеку, а значит и какой-то гипотетической возможности бороться за его освобождение или обмен, или еще что-нибудь в таком духе. Это всё работает на судьбу Алексея Навального, что важно. Потому что я считаю, что это политик будущего России, он очень важен для России.
Я, кстати, в Берлине застал инсталляцию напротив российского посольства, когда была воссоздана камера Навального в тюрьме в масштабе 1:1. Я даже позволил себе зайти в эту камеру и посидеть немножко на его откидной кушетке. Но, в отличие от меня, когда это делает Алексей, он за это получает вот это ШИЗО, штрафной…
Ксения Ларина: Карцер.
Виталий Манский: Еще дополнительный карцер. Потому что нельзя сидеть, нужно стоять, она должна быть днем отброшена к стене. Но когда ты в Берлине, в свободном городе, заходишь в эту клетку — эта клетка, может быть, даже более мощный художественный образ, чем фильм «Навальный». Но в нее могли зайти сколько человек? 10 тысяч, пока она была установлена. А фильм, который получит «Оскара», если он получит «Оскар», посмотрят миллионы людей. И это важно.
Ксения Ларина: Ну что же, большое спасибо! Мы на этом, наверное, завершим наш сегодняшний разговор. Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы всё произошло так, как ты планируешь, чтобы «Артдокфест» жил, работал, существовал; чтобы мы имели возможность смотреть лучшее документальное кино, в том числе и то, которое участвует во всех конкурсах и вне конкурсов «Артдокфеста». Спасибо тебе большое! И последний вопрос, Виталий. Я не могу не задать, поскольку, конечно же, я твой зритель и хочу узнать, когда мы, люди доброй воли в разных странах мира, сможем посмотреть вашу картину «Восточный фронт»?
Виталий Манский: Сопродюсером фильма является телеканал «Настоящее время», у которого телевизионные права на этот фильм. И я думаю, что в конце года состоится телевизионная премьера. Она будет также показана на сайте телеканала в течение 72 часов. Поэтому те, кто знает, что такое VPN, вполне могут ее посмотреть.
Но я, кстати, скажу тут про «Артдокфест». Сейчас закончится «Артдокфест» офлайн в Риге, и мы готовим «Артдокфест» онлайн, где будет 60 свежих новых российских картин для российской и мировой аудитории. Но, опять же, через VPN, потому что мы будем показывать с сайта, который базируется в Латвии. Мы не забываем о людях, которые хотят видеть, чем дышит русскоязычная документалистика. Это не часть «Артдокфест/Рига». Это совершенно отдельная наша активность, как и «Артдокфест» в Азии, куда приедут многие, в том числе молодые режиссеры, для того, чтобы пройти «Артдокшколу». Мы делаем всё, что мы можем, пока мы можем, никого не забываем. Придет время смотреть зрителям, для кого знакомо слово VPN.
Ксения Ларина: Спасибо большое! Это Виталий Манский. Меня зовут Ксения Ларина. Мы остаемся для вас здесь, на нашем канале The Insider Live. Пишите комментарии, подписывайтесь, ставьте лайки! Мы всегда с вами. И до встречи в кинотеатрах! Спасибо, Виталий!
Виталий Манский: Пока, Ксюша!